«С одной стороны, он вбирает в себя нежелательные элементы социума Империи - убийц, разбойников, растлителей, психопатов и прочих негодяев... С другой - Сахалин принял всех, кто бежал после Войны с материка. И до сих пор принимает...»
Антиутопии вообще жанр популярный; антиутопии, повествующие о последствиях ужасных рукотворных катастроф, обычно популярны вдвойне. Последнее время, впрочем, они стали редки: в мире и так хватает страшного. Но всё же любителям кошмаров есть что почитать: литературный критик Константин Мильчин представляет книгу недели — специально для портала Iz.Ru.
Дело было в Мумбае. Шел боксерский поединок между северокорейцем и американцем. В седьмом раунде боксер из США уронил боксера из КНДР, а ровно через 18 минут Ким Ын Юн выпустил по базам ракеты. И на землю легла ночь. Те, кто выжил в ядерной мясорубке, умерли от эпидемий, уцелела только Японская Империя. Это немножечко нелогично, ведь Япония совсем рядом с Корейским полуостровом. Но вроде как всё потому, что в «первый день Войны Россия прикрыла Японию, перехватив стартовавшие баллистические ракеты Ким Ын Юна и расстреляв снаряды, заправляющиеся в шахтах и на стартовых столах». В общем, теперь Япония со всей ее цветущей сложностью, пристрастию к законам и недоподавленной жестокостью — единственный на планете уголок процветания, порядка и цивилизации.
Сахалин теперь их, но японцы превратили остров в ад на земле: туда свозят одичавших беженцев с материка и преступников. «Сахалин — это всего лишь буфер, и у него достаточно простые функции. С одной стороны, он вбирает в себя нежелательные элементы социума Империи — убийц, разбойников, растлителей, психопатов и прочих негодяев, даже малое количество которых может разрушить любое общество. С другой — Сахалин принял всех, кто бежал после Войны с материка. И до сих пор принимает. <...> Сахалин — благо для мира и ад для его обитателей. Остров — последний рубеж перед наступающими силами хаоса».
Порядки царят на острове следующие: «Я могу пристрелить любого каторжного, не снявшего при моем появлении шляпу, оставшегося сидеть или посмевшего посмотреть в глаза. Если же мне вздумается пристрелить китайца, я могу это также сделать беспрепятственно, за исключением маленькой формальности — потом надлежит заполнить уведомительную карточку и сдать ее в участок. Корейцев можно стрелять без ограничений. <...> Стрелять в женщин, детей и подростков запрещено, равно как и в лиц свободного состояния».
На всякий случай уточним, что русских на территории Империи осталось 17 человек, все они живут на Сахалине, выполняют работы полицейского характера, японцы к ним относятся со смесью страха и симпатии. Что же до главной героини (и рассказчицы), то она тоже с русскими корнями, но занимает важное место в иерархии Японской Империи и всё благодаря заслугам предков. Сирень (так ее зовут) приезжает на Сахалин со странной миссией, сама она характеризует ее как этнографическую, но каждый встреченный ею офицер или чиновник уверен, что эта миссия глубже и сложнее. По Сахалину она путешествует в сопровождении одного из 17 русских, Артема, «опасного человека», как его характеризует один из японцев, который выступает, по крайней мере поначалу, в роли охранника и Вергилия в этом рукотворном аду. Всё мрачно.
Чтобы понять, как написан «Остров Сахалин» и какими способами писатель Эдуард Веркин нагоняет на читателя одновременно тоску и восторг, процитируем небольшой абзац: «Все эти люди и механизмы работали с торопливым отчаяньем и были похожи на гиен, спешивших разобрать тушу павшей антилопы до прихода льва, но бестолковые гиены, поглощенные дележом внезапной добычи, еще не знают, что лев здесь и что он приметил жертв и точно знает порядок смертельных движений и ждет только удобного момента, чтобы выпрыгнуть из засады и начать кровавую пляску, гиены не знают. И сам лев не знает, что давно уже мертв».
В одной из читательских рецензий, которые можно обнаружить на просторах интернета, книгу хвалили, но назвали «некомфортной для читателя». Не соглашусь, несмотря на описание убийств, издевательств над людьми, рассказы о гибели цивилизации и даже повествование о том, как герой собирает трупы и перерабатывает их в топливо, это странным образом вполне комфортная книга. Которая захватывает и как-то доверительно располагает к себе. Возможно, тут автору помогает Чехов, в новом «Острове Сахалине» полно отсылок к старому. А может, это просто и есть писательский талант.
Золотым веком русской постапокалиптики была вторая половина нулевых годов, расцвет серийной литературы по мотивам игры «S.T.A.L.K.E.R.» и романа Дмитрия Глуховского «Метро 2033». То было сытое и спокойное время, где-то на периферии хоть и шли локальные войны, но ничего глобального не намечалось. Тогда было приятно почитать про взрывы и кошмары, потешить свои социальные страхи. Сейчас время и более бедное, и более неспокойное, то тут, то там летают ракеты, то тут, то там фигурирует ядерное оружие и угрозы его применить. Апокалипсис ближе, но про него меньше пишут. И вот за него берется прозаик Веркин, в первую очередь известный как писатель детский, причем один из самых хороших. Его «Облачный полк» — это, возможно, лучшее, что было написано про Великую войну за последние лет 20, а уж для детей, так точно. «Остров Сахалин» — книга формально взрослая, но скорее все-таки подростковая. Немного похожая на путеводитель по антиутопиям: вот антиутопия, где мир уничтожен ядерной войной, а вот антиутопия, где всё зло от людей, потому что ад — это не другие, а лично ты, а вот антиутопия расистская и так далее. У Веркина они все хороши.
Газета "Золотой Рог", Владивосток.
*